Михал Потоцкий
ПОЛЬСКИЕ ССЫЛЬНЫЕ В СИБИРИ
Хотя в 1863 г. нам и не удалось добиться свободы, но наши ссыльные сыграли важную роль в развитии Сибири. Вот несколько самых известных в этом регионе поляков.
— Поляков мы не можем считать чужими. В Бурятии они свои, в конце концов, они прибыли сюда тогда же, когда и русские, — говорил на одном из мероприятий Полонии в Улан-Удэ (180 км от монгольской границы) Михаил Харитонов, замначальника администрации президента этой байкальской республики. И говорил это совсем не только из вежливости. Поляки, хотя обычно и не по своей волe, попадали в Сибирь в течение нескольких столетий, и мало какой народ может похвастаться таким вкладом в развитие этой части Азии.
Одним из первых поляков здесь был Ницефор Черниховский (Никифор Черниговский), попавший в плен во время Смоленской войны 1632 года. Его отправили в армию на китайскую границу. После конфликта с местными властями (он убил чиновника) Ницефор поднял бунт, руководя несколькими десятками солдат-казаков, и занял заброшенный острог Албазино. Более десяти лет он удерживал власть в квазигосударстве, получившем название от его собственного прозвища Якса, и поддерживал дипломатические отношения не только с окрестными племенами, но и с Китайской империей. В конце концов за его заслуги царь снял с него обвинение в убийстве. Русско-китайское столкновение, частью которого была личная война Черниховского, закончилось подписанием Нерчинского договора — первого в истории договора, подписанного между Россией и Китаем. Одна из сохранившихся грамот императора Канси с условиями договора о границах была написана на трех языках — по-китайски, по-русски и по-польски. Русифицированная фамилия Черниговский в районе Байкала встречается до сих пор.
Сибирь ассоциируется у нас с проклятым местом ссылок, лагерей и репрессий. Однако потомки поляков горячо протестуют, когда слышат выражение «бесчеловечная земля» по отношению к своему краю.
— Эта земля очень даже человечная, здесь можно нормально жить, это наша малая родина, — слышал я много раз во время путешествия.
Тюрьма меняет жизнь
В азиатской части России Польша не воспринимается настороженно, как это бывает ближе к столице. Михаил Харитонов приехал в школу в Улан-Удэ на церемонию, частью которой было вручение нескольких «карт поляка» представительницей нашего консульства в Иркутске. Нечто подобное было бы совершенно невозможно в Петербурге или Москве.
Местная интеллигенция охотно учит польский язык, впрочем, значительная ее часть имеет польские корни. Среди них, например, известный историк Болеслав Шостакович, чей прадед — с теми же именем и фамилией, — будучи ссыльным, в 1902-1903 гг. занимал даже пост городского головы Иркутска. История его недолгого правления была отмечена организацией сети городских бань и введением налога на воду из городских колодцев. А его внук Дмитрий стал всемирно известным композитором.
В 80 км к северо-западу от Иркутска, в небольшом городке Усолье-Сибирском действует единственная в России государственная школа, где дети могут выбрать польский в качестве иностранного языка. И выбирают. Аннета Ксель учит нашему языку 200 из 600 учеников гимназии. Большинство из них — этнические русские, хотя некоторые признаются (иногда без достаточных оснований), что их прадедушка или прабабушка были поляками. При этом директора гимназии Сергея Кривобокова полностью поддерживают местные власти.
— Мы предоставили детям широкую языковую программу. Они могли выбрать испанский, немецкий или французский, — рассказывает Кривобоков.
И никто не может убедительно объяснить, почему гимназия находится именно в Усолье. Среди детей нет практически никого, кто прямо считал бы себя поляком. Может быть, решающим оказался дух истории. Город был центром ссылки для поляков после восстания 1863 года. 22 января будет 150 я годовщина восстания. В Сибирь было сослано от 20 до 40 тыс. человек. После амнистии 1883 г. только часть из них вернулась в Польшу. Остальные — а среди них были люди наиболее активные и образованные — остались.
Так остался врач Целестин Цехановский. Выпускник варшавской Медико-хирургической академии, первого высшего учебного заведения, которое возобновило работу в Царстве Польском после подавления восстания 1830 г., Цехановский за то, что лечил раненных повстанцев и держал у себя оружие, был приговорен к пожизненной ссылке в Сибирь и каторжным работам.
— Цехановский попал в Александровский централ, где провел 20 лет, — рассказывает его правнучка Нина Колесникова. Сама она уже не помнит польского языка, но о своем прадеде говорит с сильным волнением. Тюрьма эта находилась в небольшом селе Александровское в Иркутской губернии. За несколько десятилетий ее существования в ее стенах побывало множество поляков — от Петра Высоцкого, инициатора восстания 1830 г., до Феликса Дзержинского, будущего создателя кровавой большевистской политической полиции.
В 80-х годах XIX века начальником тюрьмы стал Александр Сипягин.
— Цехановский помог ему улучшить гигиенические условия содержания заключенных. Когда об этом узнали местные рабочие, они упросили начальника отпускать к ним доктора на вызовы к больным. Вскоре о Цехановском заговорила вся округа, и из соседних деревень стали приходить больные с просьбами о помощи, — рассказывает Колесникова. Прадед был освобожден в 1883 г., но вскоре вернулся в тюрьму — теперь уже как штатный тюремный врач.
В Иркутске, который был тогда самым большим городом Сибири, большинство практикующих врачей (а всего их было 30) составляли поляки. Благодаря нашим соотечественникам была создана первая в городе поликлиника.
— Целестин Цехановский умер в 1907 г., после того, как в Москве убили его любимого сына, студента медицины Михаила. Сердце не выдержало, — говорит Нина Колесникова. Другого сына Цехановского и его жены Татьяны, с которой он познакомился в Сибири, архитектора Степана, расстреляли в 1937 г. во время так называемой «польской операции». Он стал одной из 100 тысяч жертв первого сталинского геноцида, направленного на определенный народ.
Врачи, геологи, инженеры
Большая часть наказаний, наложенных на повстанцев, не была связана с принудительными работами в определенном месте или заключением, а состояла в запрете покидать конкретный город или возвращаться в европейскую часть России.
Поэтому ссыльные занимались тем, что лучше всего умели делать. Сибирский историк Екатерина Дегальцева пишет о семье Завадовских, которая в 80-х годах XIX века создала торговую империю в этом регионе. Они скупали меха у коренных народов Сибири, мясо и рыбу у русских крестьян. Затем товары отправлялись на запад, до самой Тюмени, то есть больше чем за 3000 км от Иркутска. Как описывает Дегальцева, в конце XIX — начале XX вв. почти в каждом сибирском городе существовали «варшавские магазины». В них можно было купить товары, привезенные со «старой родины», в основном обувь и ремесленные изделия. Что-то вроде колониальных товаров, только наоборот.
Русские охотно прибегали и к помощи польских инженеров. Барон Иоганн Аминов сначала принимал участие в подавлении восстания 1863 г., а затем — став начальником строительства канала, соединяющего Обь с Енисеем, — собрал вокруг себя польских специалистов: Балицкого, Мицкевича, Стратоновича. В свою очередь, на разведке и золотодобыче в этом регионе работал известный революционер, выбранный в члены правительства предводителями Забайкальского восстания ссыльных (1866) Иосафат Огрызко. А нашим врачам — Лисоцкому, Лаговичу и Томкевичу — Тобольск обязан прекращением эпидемии тифа.
Однако наибольший вклад в развитие Сибири поляки сделали в области изучения географии и этнографии. Самые известные из них — Ян Черский и Александр Чекановский. Первый из Витебска, второй с Волыни — оба были сосланы в Сибирь за участие в том же восстании. Черскому благодаря заступничеству коллег Григория Потанина и Александра Миддендорфа, несмотря на принудительную отправку на службу в царскую армию, было разрешено заниматься геологическими изысканиями. Русские обязаны ему тщательным изучением озера Байкал и первой геологической картой его берегов. Когда едешь из Иркутска в Листвянку, курорт на Байкале, над головой нависает хребет Черского. Его имя носят также несколько улиц, деревня на Колыме и даже иркутская организация белорусского меньшинства, потому что белорусы тоже считают исследователя «своим».
Ян Черский умер в 1892 г. во время своей последней экспедиции, на берегах колымской реки Омолон. Александр Чекановский — в 1874 г. в Петербурге от передозировки лекарств. Если именем Черского названы в основном географические объекты, то память о Чекановском хранит мир растений и животных. Его экспедиции проходили на крупнейших реках Центральной Сибири — Лене, Нижней Тунгуске, Ангаре. Да и сама по себе ссылка была для него одной большой, хотя и вынужденной, экспедицией. На первое место ссылки, в Тобольск, Чекановский был отправлен из Киева пешим этапом.
Окрестности Байкала и Камчатку изучал также известный еще до восстания натуралист Бенедикт Дыбовский. В 1864 г. он как бывший комиссар Национального правительства Литвы и Белоруссии был приговорен к смертной казни. Ему удалось избежать петли только благодаря заступничеству немецких зоологов и канцлера Пруссии Отто фон Бисмарка. В ссылке Дыбовский вместе с другим участником восстания, Виктором Годлевским, исследовал байкальский регион и описал более ста неизвестных ранее видов животных.
Дыбовский оставил о себе добрую память еще и своей благотворительной деятельностью. Став окружным врачом в Петропавловске-Камчатском, он учреждал больницы на Камчатке, а также способствовал развитию оленеводства, разведению коз и соболей, давая тем самым жителям близлежащих островов источник средств к существованию. Самая высокая гора на расположенном у берегов Камчатки острове Беринга названа в его честь горой Дыбовского. Русское правительство за его заслуги позволило ему в 1883 г. эмигрировать во Львов, бывший в то время частью Австро-Венгерской империи. Дыбовский скончался в 1930 г. в почтенном возрасте 96 лет в независимой Польской Республике.
Польские ученые внесли свой вклад в изучение обычаев и языков коренных народов русского Дальнего Севера и Дальнего Востока. Брат Юзефа Пилсудского Бронислав, сосланный в 1887 г. на Сахалин за участие в приготовлениях к покушению на царя Александра III, составил словари языков нивхов и айнов, коренных народностей, живущих между Сахалином и японским островом Хоккайдо. Выйдя на свободу, он женился на айнке Чусамме. Внук Бронислава и Чусаммы Пилсудских Казуясу Кимура живет в Иокогаме в Японии. Он — единственный потомок братьев Пилсудских по мужской линии.
Забытый в Польше Эдвард Пекарский, родившийся под Минском за пять лет до начала восстания 1863 г. и сосланный в Якутию в 1888-м, стал автором фундаментального, по сей день используемого русско-якутского словаря, а также многочисленных публикаций, посвященных обычаям этого полумиллионного народа — дальнего родственника турок. Первые записи для словаря Пекарский делал чернилами из отвара ивовой коры на обрывках газет, чтобы не умереть со скуки в небольшой юрте в деревне, которую местные называли Джеренгнеех.
В Якутске, столице автономной республики Саха, сегодня стоит памятник Пекарскому. Так же, как и Черского, его считают своим соотечественником не только поляки, но и белорусы.
— Наш земляк Эдуард Пякарский (так его фамилия звучит по-белорусски. — Ред.) дал якутам словарь, а на памятнике написано «великому польскому путешественнику», — жаловался президентской газете «Беларусь сегодня» полярник Владзимир Драбо, руководитель белорусской экспедиции по Якутии в 2004 году. — Но когда-нибудь мы восстановим историческую справедливость.
Польский soft power
Для Польши январское восстание означало очередную бойню лучших ее сынов, после которой наступили годы самой тяжелой «русификации» на берегах Вислы, навсегда лишившие надежды на восстановление многонационального государства в тех границах, в которых оно существовало до разделов. В России антимонархическое выступление поляков стало одним из катализаторов идейной эволюции в кругах интеллигенции: от модного прежде либерализма, в том числе и в межнациональных отношениях, в сторону русского национализма и шовинизма. Эти перемены можно проследить, например, по произведениям И.С.Тургенева.
В Сибири, однако, волна поляков, нахлынувшая после восстания, вызывает хорошие ассоциации. В Иркутске есть не только улица Черского, но и улица Польских Повстанцев, хотя они и выступали против российского государства. Живой интерес к польскому языку в Усолье-Сибирском, Иркутске и Улан-Удэ нередко возникает и среди представителей коренных народов Сибири. Корреспонденту ДГП довелось встретить за Байкалом бурятов, родственников монгольских народов, говоривших по-польски лучше, чем местные активисты Полонии.
— Моя бабушка была из Польши. Хотя возможно, что она была не полькой, а еврейкой, — говорил мне с улыбкой Геннадий Иванов, заместитель главы польской организации «Надежда» в Улан-Удэ. Иванов знает много польских выражений, ходит в футболке польской сборной и называет себя бурятско-польским националистом. Если не считать его бабушки неизвестной сегодня национальности и польской жены Марии, Иванов — стопроцентный бурят, полностью укорененный в буддийской культуре региона. Видимо, этот особенный польский soft power захватывает не только прямых потомков ссыльных. Отсюда же — присутствие представителей местных властей на церемонии вручения «карт поляка». Было бы замечательно, если бы эта часто бескорыстная симпатия распространилась и на федеральных чиновников.
Автор благодарен «Центру польско-русского диалога и согласия» за организацию поездки в Сибирь. В поездке также принимали участие журналисты других польских СМИ.
antonif